Ахмад Докудаев и Гелани Алимханов о традициях и обычаях чеченцев
Традиции и обычаи чеченцев, регулирующие межличностные, межсемейные и международные отношения, с давних времен служили предметом пристального интереса со стороны российских и европейских путешественников, этнографов и военных деятелей. Чтобы не быть голословными, мы решили привести несколько цитат авторов XIX столетия, взятые из новой книги известного чеченского историка Хасана Бакаева «Вечная война. Чеченцы глазами друзей и врагов» (Варшава, 2014 г.).
Чеченцы воровства и грабительства междоусобного не терпят. Пойманного вора приводят к мечети того селения, где кади и старики колен обитающих наказывают виновного лишением имений и изгнанием его навсегда из селения.
Чеченцы трудолюбивее других кавказских народов. Чеченец работает неусыпно. Женщины, справляя все домашние надобности, помогают им в полевых упражнениях.
Петр Григорьевич Бутков, «Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год», т. 2., СПб, 1869 г.
Чеченцы очень бедны, но за милостыней никогда не ходят, просить не любят, и в этом состоит их моральное превосходство над другими горцами. Чеченцы в отношении к своим никогда не приказывают, а говорят: “Мне бы нужно это, я хотел бы поесть, сделаю, пойду, узнаю, если Бог даст”. Ругательных слов на здешнем языке почти не существует...
Родители никогда не бьют и почти не бранят своих детей, считая их даром Божьим и предоставляя развитие характера и способностей их самой природе. Если дети иногда слишком надоедают и огорчают, мать слегка журит их, сама плачет, но не бьет их. Отец всегда в общении с детьми ровен, суров и молчалив. Заметив в мальчике какие-нибудь капризные желания, он старается поддержать в нем столько упрямой настойчивости, чтобы ребенок достиг цели. Если ребенку удалось получить желаемое, – отец похвалит его, а в противном случае трунит над ним, называет его дрянью и девчонкой. В этом развитии настойчивости видят твердость будущего характера…
Мальчики обучаются грамоте по добровольному желанию, – или дома, под надзором муллы, или в особенных школах.
Иван Андреевич Клингер, «Заметки о виденном, слышанном и узнанном во время плена у чеченцев с 24 июля 1847 по 1 января 1850». Газета «Кавказ», 1856 г.
Сама свобода чеченских женщин во время междоусобиц и неприкосновенность их для злейшего врага не свидетельствует ли об уважении, которым они пользовались наравне с женщинами в тацитовской Германии? …Вообще, чеченцы весьма целомудрены в отношении женщин, взаимные отношения молодых людей и девушек носят на себе характер уважения к женской стыдливости. Чеченцы никогда не позволят себе не только оскорбить как-нибудь девушку, но даже дотронуться до нее рукой, в противном случае его ожидает всеобщее презрение.
Георгий Константинович Властов, «Война в большой Чечне» (газета «Русский инвалид» за 1858 г.).
Сами чеченцы торговлей занимались мало и считали это дело постыдным. Всякая выказанная трусость в глазах чеченца есть такое действие, которое достойно преследования и общего презрения. Для труса нет жизни среди его соплеменников.
Каждый чеченец обязан проводить гостя до безопасного места, или передать с рук на руки другому чеченцу, своему знакомому, и вообще заботиться о безопасности и неприкосновенности гостя. Оскорбление, ограбление или убийство гостя, происшедшее от нерадения или невнимания хозяина, подвергает последнего презрению всего общества, и даже остракизму, который будет тяготеть над ним до тех пор, пока он не загладит своего проступка отмщением тому лицу, которым было нанесено оскорбление гостю.
Наружная деликатность и вежливость есть отличительная черта характера чеченцев. Мужчины, часто незнакомые между собою, при встрече приветствуют друг друга или отдают “салам”; знакомые же приветствуются пожатием руки, и всегда правой. В языке их не существует, подобно другим народам, ни изысканных ругательств, ни крепких слов. В минуты гнева, самою употребительною у них бранью считается какое-нибудь пожелание вроде того: чтоб тебе голову сняли! чтоб тебя пушкой убило, и только в редких случаях, в припадке сильного гнева, чеченец произносит: джалий корне (собачий сын), что считается большим оскорблением.
Взаимные отношения молодых людей и девушек отличается полным уважением к женской стыдливости, составляющей достоинство девушки. Чеченец считает недостойным себя не только оскорбить чем-нибудь девушку, но даже дотронуться до нее рукою; нарушивший этот обычай подвергается всеобщему презрению, и за подобным поступком следует весьма серьезная разделка. Вообще в характере народа много гордого и щепетильного.
Чеченец не любит ничего просить у другого, и в Чечне никогда не видно, чтобы коренные ее жители скитались по домам и просили милостыню. Христовым именем и подаянием живут только одни тавлинцы, и потому чеченцы сознают свое моральное превосходство над ними.
Чеченцы горды, тщеславились своею независимостью и верили в широкую будущность своего народа и своей родины. Чеченцы считают себя народом, избранным самим Богом, но для какой именно цели они предназначены и избраны, объяснить не могут.
Храбрость и удальство мужчины – это такие свойства, против которых не в состоянии была устоять ни одна девушка, даже в том случае, если бы предмет ее страсти был дурен собою: лицо мужчины для чеченской девушки вещь самая последняя.
Чеченцы, считая детей даром Божием, никогда не бьют и не бранят их особенно, с тою целью, чтобы не запугать и не сделать с малолетства робкими. Если дети иногда слишком надоедают матери и огорчают ее, то она плачет, но не тронет, не ударит их. По достижению известных лет и по добровольному желанию, мальчики обучаются грамоте или дома, пользуясь уроками от муллы, или в особых школах, существующих на общественный счет.
Николай Федорович Дубровин, «История войны и владычества русских на Кавказе», СПб, 1871 г.
По всей Чечне соблюдают обычай: когда старики перед лицом Аллаха совещаются в мечети, никто не смеет стрелять в ауле. Владимир Иванович Немирович-Данченко, Очерк «Вдоль Чечни», в газете «Русские Ведомости», №№ 27 и 32 за 1888 г.
Чеченец красив и силен. Высокого роста, стройный, с резкими чертами лица и быстрым решительным взглядом, он поражает своей подвижностью, проворством, ловкостью. Одетый просто, без всяких затей, он щеголяет исключительно оружием, соревнуясь в этом отношении с кабардинцами, и носит его с тем особенным шиком, который сразу бросается в глаза казаку или горцу. Храбрость чеченца доходит до полного забвения опасности. Кто-то справедливо заметил, что в типе чеченца, в его нравственном облике, – есть нечто, напоминающее Волка. И это верно уже потому, что чеченцы в своих легендах и песнях любят сравнивать своих героев именно с Волками, которые им хорошо известны; Волк – самый поэтический зверь по понятиям горца. “Лев и Орел, – говорят они, – изображают силу: те идут на слабого; а Волк идет на более сильного, нежели сам, заменяя в последнем случае все – безграничной дерзостью, отвагою и ловкостью. В темные ночи отправляется он за добычей и бродит вокруг аулов и стад, откуда ежеминутно грозит ему смерть… И раз попадется он в беду безысходную, то умирает уже молча, не выражая ни страха, ни боли”. Не те же ли самые черты рисует перед нами и образ настоящего чеченского героя, самое рождение которого как бы отмечается природою: в одной из лучших поэтических песен народа говорится, что “волк щенится в ту ночь, когда мать рожает чеченца…” На войне они бросаются в середину колонны, начинается ужасная резня, потому что чеченцы проворны и беспощадны как тигры. Кровь опьяняла их, омрачала рассудок, глаза их загорались фосфорическим блеском и из гортаней вылетали крики, напоминающие скорее рычание тигра, чем голос человека. Василий Александрович Потто, «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях», СПб, 1899 г.
По всей Чечне соблюдают обычай: когда старики перед лицом Аллаха совещаются в мечети, никто не смеет стрелять в ауле. Владимир Иванович Немирович-Данченко, Очерк «Вдоль Чечни», в газете «Русские Ведомости», №№ 27 и 32 за 1888 г.
Чеченец красив и силен. Высокого роста, стройный, с резкими чертами лица и быстрым решительным взглядом, он поражает своей подвижностью, проворством, ловкостью. Одетый просто, без всяких затей, он щеголяет исключительно оружием, соревнуясь в этом отношении с кабардинцами, и носит его с тем особенным шиком, который сразу бросается в глаза казаку или горцу. Храбрость чеченца доходит до полного забвения опасности. Кто-то справедливо заметил, что в типе чеченца, в его нравственном облике, – есть нечто, напоминающее Волка. И это верно уже потому, что чеченцы в своих легендах и песнях любят сравнивать своих героев именно с Волками, которые им хорошо известны; Волк – самый поэтический зверь по понятиям горца. “Лев и Орел, – говорят они, – изображают силу: те идут на слабого; а Волк идет на более сильного, нежели сам, заменяя в последнем случае все – безграничной дерзостью, отвагою и ловкостью. В темные ночи отправляется он за добычей и бродит вокруг аулов и стад, откуда ежеминутно грозит ему смерть… И раз попадется он в беду безысходную, то умирает уже молча, не выражая ни страха, ни боли”. Не те же ли самые черты рисует перед нами и образ настоящего чеченского героя, самое рождение которого как бы отмечается природою: в одной из лучших поэтических песен народа говорится, что “волк щенится в ту ночь, когда мать рожает чеченца…” На войне они бросаются в середину колонны, начинается ужасная резня, потому что чеченцы проворны и беспощадны как тигры. Кровь опьяняла их, омрачала рассудок, глаза их загорались фосфорическим блеском и из гортаней вылетали крики, напоминающие скорее рычание тигра, чем голос человека. Василий Александрович Потто, «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях», СПб, 1899 г.